Интервью с Антоновой Ириной Александровной, Директором ГМИИ им. А.С. Пушкина

Расскажите немного о выставке Пикассо. Почему выставка проходит именно в ГМИИ им. А.С. Пушкина?

Я думаю, что наш музей по праву получил эту выставку, просто потому что едва ли кто сделал больше для популяризации творчества Пикассо, чем ГМИИ им. А.С. Пушкина. Прежде всего, я имею в виду 1956 год, когда здесь состоялась знаменитая выставка Пикассо. Позже мы делали выставки к каждой его годовщине. Но показ 1956 года был поистине беспрецедентным: выставка приехала в Москву, когда даже имя Пикассо называли с опаской. Это были очень большие события. И это была оттепель.

А можно ли поставить в этот ряд знаменитую выставку 1981 года «Москва—Париж: 1900—1930»?

Без сомнения, это серьезная веха. Тогда люди приходили смотреть даже не столько французское, сколько русское искусство, которое они не видели, — картины Кандинского, Малевича, Филонова, Шагала, Петрова-Водкина. Это была поистине беспримерная выставка. По значимости и масштабам выставка Пикассо 2010 года продолжает линию 1956 и 1981 годов.

Что будет представлено на выставке?

На выставке будет представлено все: и живопись, и графика, и скульптура, и прикладное искусство, и документы, и фотографии. Это поистине масштабная выставка. Причем госпожа Бальдассари (директор Национального музея Пикассо в Париже. — прим. ред.) попросила меня показать и наши вещи. Во-первых, будет витрина, посвященная выставке 1956 года. Конечно, осталось не так много свидетельств, но, тем не менее, мы покажем все, что у нас есть. Во-вторых, мы предоставим работы Пикассо из голубого и розового периода. Они не очень широко представлены в коллекции Национального музея Пикассо, но вместе с нашими картинами на экспозиции можно будет увидеть полную панораму творчества художника: и начало 20-х годов, когда были написаны портреты Ольги Хохловой, и близкие к «Гернике» материалы 30-х годов, и фотографии. Сейчас мы печатаем каталог, где будут воспроизведены все экспонаты выставки.

Анн Бальдассари известна своим стремлением показать разные аспекты творчества Пикассо, в частности, любительские фотографии художника. Правда ли, что на выставке будет представлено «русское измерение» с фотографиями из личного архива труппы Дягилева?

Да, это так. Мы и до этого показывали много разных аспектов Пикассо: вспомнить хотя бы известную выставку 2004 года «Метаморфозы». Но, честно говоря, меня гораздо больше интересует на этой выставке другое. Что есть Пикассо для российской публики сегодня, в 2010 году? Я не говорю о Париже, где любой может сходить в Музей Пикассо. У нас этого музея нет, у нас есть отдельные вещи. И меня интересует, прежде всего, молодое поколение. Ведь наше поколение открывало для себя Пикассо постепенно: в 1956 году мы стояли перед его картинами bouche bée, разинув рот; после поехали за границу, увидели «Гернику» и другие картины. Нынешнее же поколение за это время что только ни посмотрело: и «Гараж», и инсталляции, и заспиртованных свинок. Порой они видели искусство, а порой и его гримасы. Чем их удивит Пикассо? Что они в нем почувствуют? Будоражит ли он до сих пор? Перевертывает ли он воображение, как когда-то у нас? Или они это всё уже каким-то другим путем прошли? Я этого не знаю. И мне хочется это узнать. На мой взгляд, Пикассо несет послание, которого нынешнее поколение не знает. Я в этом убеждена. И в этом плане, как каждый великий художник, он неисчерпаем, и каждому новому поколению говорит свое.

Выставка Пикассо открывает Год Франции в России. А какое место занимает Франция в Вашей жизни?

Если вы меня спросите, что я больше всего люблю на свете, я отвечу, итальянское искусство XV века. Но не секрет, что французское искусство из всех зарубежных для нас самое главное. Это также связано и с интересом Франции к нам. Для меня главным во Франции было участие в выставках, с которыми я приезжала в Париж, Бордо, Гренобль. Это самая главная страна в мире по музейно-выставочной деятельности. Никто больше Франции не делает: ни Италия, ни Испания, ни США, ни Великобритания. То, что делает Париж, необыкновенно.

Это исходит от государства или же это частная инициатива?

Вероятно, кто-то посмеется, но я глубоко убеждена, что все, что происходит во Франции, — это инициатива государства. Там не надеются на спонсоров, хотя с ними, безусловно, работают. Но и Национальная библиотека, и Опера Бастилия — это государство. Я за это очень уважаю их. В целом, тот объем работы с пластическими искусствами, которую Франция сделала после Второй мировой войны, беспримерен. Я считаю, что неплохо поработала и Россия, но она поработала больше вопреки, а не благодаря. А вспомните, сколько споров было вокруг Пирамиды Лувра архитектора Бэя. Но я должна сказать, что это гениальное решение для старого, академического музея, коим является Лувр.

На Ваш взгляд, чем интересен для россиян Год Франции? В мире большое число стран, о культуре которых мы имеем крайне смутное представление. С Францией же нас связывают тесные культурные, экономические и политические связи. Насколько оправдан Год Франции?

Вы говорите «Почему да?», а я скажу: «Почему нет?». Франция для нас всегда нова и интересна. Скажу откровенно, я недостаточно знаю современное состояние искусства во Франции. Не в плане каких-то реалий: я не знаю, какое значение оно имеет для Франции. Что сейчас для нее главное? Что она сейчас несет? И если бы они сделали у нас выставку, посвященную последним двадцати годам XX века и первому десятилетию XXI века, мне было бы интересно понять, что французы считают важным в искусстве сейчас. Это ведь самый главный вопрос. Очевидно, что пластические искусства умерли, но где-то должны появиться зеленые листочки чего-то нового. Мне хочется увидеть их. Может, французы их давно видят, а я не замечаю? Может, там уже маленькие кустики, а мне кажется, что их вообще нет?

Год Франции в России насчитывает большое количество мероприятий, нацеленных на молодежную аудиторию. Как Вы считаете, что может почерпнуть для себя молодое поколение россиян из культурно-исторического наследия Франции? Какое послание оно в себе несет?

«Ребята, если вы не хотите в скором времени встать на четвереньки, вам надо знать, что у вас позади». Мне Жванецкий как-то подарил одну свою работу, на которой было написано «Назад за Родину!». Цените то, что было. Ведь вырывать очень легко. Ничего не остается, если нет корешков поглубже. Если человек ими не обладает, то он чего-то лишен. А ведь это — мощный и сильный импульс жизни. Поэтому задача музейных людей — показать, что источник жизни находится в высоком искусстве.

По Вашему мнению, сильно ли изменилась Франция за последние десятилетия? Сильно ли современная Франция отличается от той, которую представляют себе россияне?

Мне трудно сказать. Я на эту тему не размышляла. Сейчас я обостренно чувствую французский характер и их национальную незыблемую основу. У меня было более романтическое представление, как у всех у нас в те времена. Мы чуть не плакали, прорываясь на первые в СССР концерты Ива Монтана и Симоны Синьоре. Сейчас же я более глубоко понимаю Францию со всеми ее pro et contra. Это фантастическая страна. Сейчас у нас не принято об этом говорить, но она дала один очень важный пример — пример революции. Начиная с 1789 года и заканчивая 1968 годом, она показывала нам, что есть свобода. Франция — это сверхсвободолюбивая страна. Мы должны быть ей благодарны за это. Я люблю Францию за то, что она до сих пор поет «Марсельезу».

Интервью подготовил Карен Хачатурян, Media Consulta.